Адашкевич Ирина Владимировна, старший преподаватель кафедры белорусского и русского языков Белорусского государственного медицинского университета, г. Минск, Беларусь.
Истории про имена.
Самое смешное и невероятное, с чего начинается работа преподавателя русского языка как иностранного, – это имена. Часто трудно определить, какое из слов имя, а какое – фамилия, да и фамилия в нашем понимании есть далеко не у всех народов, не говоря уже про всякие там отчества. Однако, выяснить, как обращаться к студенту, совершенно необходимо. С этого, в общем, всё и начинается.
Ситуация 1.
Первый день занятий, новая группа, знакомимся. В списке группы – Ндангомбе Ндакулива Моника. Выговариваю, давясь согласными. «Я» – откликается прелестная нигерийская девушка. Перспектива на каждом занятии произносить непроизносимое мне совсем не улыбается, и я осторожно спрашиваю:
– Я могу обращаться к вам «Моника»?
И слышу абсолютно непреклонное «нет».
– А почему?
– Потому что это – ОТЧЕСТВО!
Ситуация 2.
Группа арабских студентов-медиков второго курса. Я пришла заменять заболевшую коллегу. Быстренько пробегаюсь по списку, выясняю кто присутствует-отсутствует, по ходу спрашиваю, как к кому обращаться. В арабской аудитории это вопрос немаловажный, так как всё, что у них есть – это имена. Например, Аббас Али Надер – это имена отца, самого человека и его деда. Так что выяснить, какое имя принадлежит именно тому, с кем ты говоришь, довольно важно. И вот все быстро и спокойно ответили, как их называть, а один упёрся. «Как вы хотите, преподаватель», – и всё тут. А я начинаю подозревать, что он не совсем понимает, что именно я от него хочу. И вот я пускаюсь в объяснения, попутно объясняя, как устроены русские имена, как принято обращаться к людям в разных ситуациях. Но нет, никак. Тогда спрашиваю: «Дома как вас называют?» И тут огромный бородатый парень просиял и говорит: «Бабушка зовёт меня Азали». Я выдохнула, и так и стала к нему обращаться. И вот к концу второй недели моих замен прихожу и вижу: нет моего Азали. Спрашиваю ребят: где Азали, заболел? И получаю смешки и ухмылки. Да, говорят, заболел, только его зовут не Азали. И давясь от смеха – а ведь 2 недели терпели! – они объясняют мне, что «азали» по-арабски значит что-то типа «пупсик» или «зайчик». Ну, да, бабушка звала его пупсиком… И я тоже, две недели, каждое занятие…
Истории про перевод.
История 1.
Иногда на занятиях по русскому языку с иностранными студентами мы в самом буквальном смысле играем в шарады. Потому что есть случаи, когда перевод бессилен.
Однажды мне пришлось работать с группой переводчиков из Китая. Я дала им задание подготовить рассказ о любимом бытовом приборе или техническом устройстве, абсолютно любом, от фена до автомобиля. Задача была так рассказать, как он облегчает трудности повседневной жизни или просто радует, чтобы все почувствовали, за что и почему вы его любите.
На следующем занятии я получила вдохновенные оды, посвящённые компьютерам, стиральным машинам, кофеваркам и автомобилям. Но самым страстным было признание в любви какому-то загадочному предмету, который экономил время очень занятой женщины-переводчика, помогая ей после работы супер быстро и вкусно кормить всю семью, согревать кухню и доставлять радость детям. Как эта штука называется по-русски смущённая переводчица не знала. Мы всей группой стали угадывать. Микроволновка? – Нет. Плита? – Нет. Духовка? – Нет. Печка? – Нет. Может, просто кастрюля? Да скажите уже хоть по-китайски! Тут она замахала руками и углубилась в телефон. Через несколько минут переводчица выудила из недр китайско-русского словаря следующее: автономный котёл высокого давления. Группа обалдела, а я, вспомнив детство, догадалась: СКОРОВАРКА! Оказалось, что это чудо техники привезли когда-то из СССР в подарок её бабушке.
История 2.
Иногда студенты слышат или читают незнакомое слово не совсем правильно, поэтому обычно, когда у меня спрашивают, что значит какое-нибудь «абвгд», я прошу дать контекст. Но недавно поторопилась. Иностранный студент, неплохо говорящий по-русски, спрашивает меня, что такое «донор». Я пускаюсь в объяснения, с примерами, перевожу на английский. Он слушает, слушает, и потом с полными ужаса глазами переспрашивает: «ДОНОР КЕБАБ?».